«Они думали, что мне станет плохо, а я рассмеялся». Олег Орлов про обыск и допросы

21 марта 2023 года у восьми мемориальцев прошли обыски по делу о «реабилитации нацизма». В тот же день их допросили и отпустили в качестве свидетелей. Сопредседателя ЦЗПЧ Олега Орлова допросили по ещё одному делу, но уже в качестве обвиняемого — о «повторной дискредитации армии». Олег Петрович рассказал о том, как проходили обыски в квартире и что было на допросе. Далее — рассказ от его лица.

Всё началось с настойчивого звонка в дверь рано утром. Я подошёл к компьютеру, посмотрел в камеры слежения и увидел, что камеры повёрнуты так, чтобы не было видно людей. Но при этом я прекрасно видел верх головы в шапочке с маской.

Пока мы одевались, они начали стучать. Я открыл дверь, и вошли восемь человек — два оперативника, «эксперт» по компьютерной технике, двое понятых и трое не представившихся сопровождающих.

Понятые оказались стажёрами в одной из структур МВД. На вопросы о том, зачем они привели «своих» людей, полицейские ответили: «Ну они же не сотрудники, а стажёры».

Мне дали посмотреть постановление о проведении обыска — оказалось, что поводом стало уголовное дело об «оправдании нацизма». Они, наверное, думали, что мне станет от этого плохо, поэтому дали прочитать постановление только после того, как я сяду. Но очень удивились, когда я, прочитав, рассмеялся. Потому что это глупость несусветная. Они, в общем-то, согласились, что основание для возбуждения дела — странное.

Я спросил, кто занимается оперативной работой по делу. Сказали, что Центр «Э» (Главное управление по противодействию экстремизму МВД — прим. ЦЗПЧ). Когда мне дали переписать их фамилии и имена, я увидел, что пришедшие полицейские — оперативные сотрудники отдела МВД России по Тверскому району Москвы. На вопрос о том, при чём же здесь Центр «Э», ответили, что «Э» руководит делом, а «нас сюда прислали».

Силовики вели себя аккуратно, ничего не выкидывали на пол, нигде не рылись. Сказали, что ищут всё, что связано с информацией об оправдании нацизма. Изъяли технику, флешки, значок «нет войне» с митингов 2014 года, наклейки Мемориала, мемориальскую книгу о Первой чеченской войне. Сказали, что если добровольно не отдам телефон, то начнут всё перерывать. Пароль я, естественно, забыл. Они меня вон как «напугали» своим приходом, аж амнезия наступила.

Отдельно сотрудники заинтересовались неким «знаком» в моей коробке. Это была копия Нобелевской премии. Рассматривали её с интересом, но не забрали.

Пришла адвокат, но её не пустили люди с закрытыми лицами, которые не представлялись. В протоколе обыска я указал, что со мной обращались не как со свидетелем, а как с подозреваемым. Когда попросил копию протокола, ответили, что у них нет с собой ксерокса. С их разрешения я сделал снимок на фотоаппарат. Но потом они куда-то позвонили и заявили, что флеш-карту из фотоаппарата тоже забирают: «Так сказали старшие».

Обыск закончился, мне дали позавтракать, и мы поехали в отделение МВД. Приехали и стали ждать следователя, который явился только часам к 15. Это понятная, с их точки зрения, тактика — напугать, заставить нервничать, сидя в ожидании час за часом. Были мы там, очевидно, не просто в качестве свидетелей. Состоялся такой диалог:

— Нас доставили сюда как свидетелей?

— Да, как свидетелей.

— А почему тогда мы не можем выйти?

— Не можете.

— Так мы свидетели или задержанные?

— Нет, не задержанные.

— Мы тогда выходим?

— Нет, вы не можете.

Но выходить курить разрешали, хоть и с сопровождением человека с закрытым лицом. Позже нас начали по одному вызывать на допрос, но в какой-то момент мне сказали: «Орлова в Следственный комитет». И мы поехали в СК. Впоследствии туда привезли всех. Почему нас держали в отделении МВД — непонятно.

В СК с нами также обращались как с задержанными. На незаконное задержание мы, конечно, будем жаловаться.

Мне сразу сказали, что меня ждёт другой следователь — лейтенант юстиции Савченко И. А. Он мне сказал, что я привлечён как подозреваемый по уголовному делу о «повторной дискредитации армии». В качестве первой «дискредитации» вменили пикет прошлого года на Красной площади. Вторая — пост в фейсбуке. В этом смысле, я конечно, ничего не дискредитировал — в отличие от них. Во всех документа отсутствуют любые упоминания о том, с чем я выходил на Красную площадь и что именно публиковал в Фейсбуке.

В ходе допроса я признал, что это моя статья и я её разместил в Фейсбуке. На все остальные вопросы я отказался отвечать, воспользовавшись 51 статьёй Конституции. Далее меня переоформили из подозреваемого в обвиняемого, и произошёл ровно такой же допрос, где я повторил всё то же самое.

На тот момент у следователя была справка об исследовании Экспертно-криминалистического центра ГУ МВД России по Москве. Она якобы подтверждает то, что я дискредитировал армию. Теперь будет проводиться полноценная экспертиза моего поста. Примерно то же самое будет там и написано. Экспертизы, по их мнению, будет достаточно, чтобы считать всё доказанным. И дело пойдёт в суд, если только не захотят что-нибудь ещё мне навесить.

По делу же о «реабилитации нацизма» дама-следователь — неприятна во всех отношениях. Она и держит себя неприятно, и сознательно ведёт себя крайне враждебно. Не позволяла уточнить что-либо: если человек сказал что-то, а потом исправился, мол, «ой, извините, всё-таки не так», то она это запишет ровно так со словами: «Нет, вы так сказали, всё». Меня не первый раз допрашивают, и обычно со следователями вполне нормально уточнять показания. 

Эта же следовательница как робот всё записывает, жёстко задаёт вопросы, требует конкретных ответов и позволяет себе при этом некие комментарии и оценки, говоря, например: «Видно, что вы не историк, это абсолютно неверно». На мой вопрос о том, является ли она историком с историческим образованием, она сказала: «Да. Следователь должен быть всесторонне подготовленным». Понятно, имеем дело с универсальным солдатом партии.

По итогу все вышли с допросов в статусе свидетелей. Это говорит о том, что дело об «оправдании нацизма» затеяно прежде всего для того, чтобы напугать и заставить мемориальцев бежать из России. Мне выбрали подписку о невыезде в качестве меры пресечения, что довольно мягко. За это я сказал следователю «спасибо».

Меня привлекли, судя по всему, за то, что я хожу на пикеты, что-то пишу и говорю — за антивоенную деятельность. Кроме того, я не только сопредседатель Центра защиты прав человека Мемориал, но и член правления Международного Мемориала. Видимо, всё это в совокупности их раздражало.

Конечно, в деле об «оправдании нацизма» появятся и подозреваемые, и обвиняемые. Логика уголовного дела это предполагает, хотя отсутствие подозреваемых выглядит странно. Понятно, что тут причина политическая. Дама-следователь, несмотря на крайнюю неприязнь к нам и очевидную готовность действовать дальше максимально жёстко, вдруг никого не привлекла в качестве подозреваемого или обвиняемого. Очевидно, что ей сказали повременить, ведь она действует по указке. Авось мы все уедем из России.